Из переписки с начинающим фотографом
Письмо шестое

Начинающий фотограф:

Здравствуйте, Виктор!

Я очень хочу быть творческим фотографом, хотя пока не знаю, что делать для этого. Посоветуйте. Может быть, уйти с работы? Больше снимать, всё время отдавая фотографии?

Виктор Грицюк:

Здравствуйте!

Простите, наступило время предостеречь вас от заразы творчества. Если вы оглянетесь назад во времени и посчитаете, сколько творческих людей осталось в истории культуры, то сумма получится небольшая. Да и судьбы у них рваные, дёрганые, трагичные. Они сгорают дотла в творческом огне, остро ощущая своё несовершенство, окружающими воспринимаемое как гениальность.

Вот почему люди практичные, интуитивно опасаясь болезни настоящего творчества, изучают его издали. Изучают, чтобы вывести инструкцию создания того, что родилось у других необъяснимо. Ведь так хочется слыть гениями, но только без каторги Достоевского, без внутренних мучений Толстого, без самоубийства Маяковского и ссылки Бродского. Но чаще на выходе — лишь виртуозное исполнение созданного другими, ведь страшно нырять в тёмную воду творчества, где не видно дна. Исполнитель — это тоже очень непростое дело, но — совсем другая профессия. Хуже, когда исполнители начинают корчить из себя творцов. Смотреть на это — смешно и грустно.

Но так устроен мир, что гениев мало, а искры творчества щедро посеяны во всех людях. Если нет большого таланта, не стоит отчаиваться. Тужишься, упираешься рогом, стараешься, и вдруг — глядишь, полыхнула внутри искра. Говорят ещё — муза посетила. Такое доступно почти каждому при желании и упорстве. Но полыхать постоянно — никаких сил не хватит.

Есть фотографии, адресованные наружу, а есть — направленные внутрь фотографа, служащие инструментом для его личной внутренней работы. Фотограф, своё творчество направляющий наружу, искренне полагает, что у него есть сообщение заблудшему миру, он призван судить его и учить верному пути. Такие фотографы постоянно воюют, и их невозможно ни в чём убедить. Самомнение их настолько высоко, что они неуязвимы для критики, не идут ни на какой диалог. От зрителя они ждут только похвалы и внимания. Их творчество формально и представляет собою бесконечную игру с формами, пятнами и недомолвками. Им теперь очень помогает Photoshop. Заумь, мистичность и смутные контуры женского тела — вот главные элементы. Действительность не важна сама по себе, а служит лишь поводом для «художественного натюрморта». Трудно отсеять что-то настоящее из этого потока.

Но проблемы есть и у того, кто использует фотографию как инструмент познания. Такому фотографу кажется, что он исследует внешний мир с помощью фотокамеры, открывает его для себя и зрителя. Но на деле никакой мир он не исследует, кроме своего собственного. А внутри, как в кривом зеркале, реальность отражается избирательно. Можно даже сказать точнее, не отражается, а искажается испорченной нашей природой. Пределом такого исследования является собственная личность фотографа, от которой он, в конце концов, смертельно устаёт. Оказывается, наши человеческие личности не такие глубокие и загадочные, как мы воображали.

Сам собою встаёт вопрос — каковы же в действительности цели фотографического творчества? Хотелось бы услышать это по-простому, без размазывания слёз, без психоделического надрыва в голосе и мутной поэзии — зачем и кому это надо — фотоискусство? Некоторые говорят, умиляясь от жалости к себе, что фотоискусство даёт людям надежду, теплом напоминая о прошлом. Некоторые считают его лёгким наркотиком, сродни пиву. Кто-то отводит фотоискусству роль досугового хобби, для отдыха и отвлечения. Но так не может быть, не может дело существовать без цели. Попробую её сформулировать в моём представлении. Тут придётся привлечь большие масштабы для простоты объяснения.

Холодная вечность окружает нас, непонятная и пугающая. Космос над головой несговорчив и необъясним, природа живёт по своим законам, не нами установленными. Человечество в мудрейших своих представителях понимает случайность и ненадёжность нашего существования на Земле. Большинство старается не думать об этом, забивая голову каждодневными заботами и мелкими интересами. О смерти уже меньше говорится, ведь неизбежность её — признак нашего рабства неким непонятным законам. Короче, — людям трудно жить среди безответных вопросов, и они ищут опору в прошлом и настоящем. Любую опору. Фотоискусство, наряду с другими реально управляемыми человеком видами деятельности, предлагает такую опору. Оно даёт ощущение, что мы манипулируем реальностью по нашей собственной воле. К сожалению, это только иллюзия. Настоящая же задача фотоискусства, как и искусства любого, не в этом. Задача это служебная, хоть и требует творческого подхода в решении.

По мере своего существования европейская цивилизация наработала ответы и формулы бытия, связанные с его целью. Тут мы подходим к христианским законам, на которых пока ещё стоит наше общество. Пусть это и не всегда явно лежит снаружи, но всё вокруг происходит в чёткой связи с ними. И следование им, и их отрицание не выходит за поле самих законов. Нет среди нас инопланетян. Можно в это верить или не верить, но это наша реальность. Но, к сожалению, человеческая природа такова, что падать нам легче и приятнее, чем подниматься. Поэтому и надо неустанно напоминать о законах, не боясь повторений.

Бежит время, меняется технология, изменяются художественные образы. Напоминания одеваются в новые формы, но говорят всё то же: возлюби ближнего, как самого себя, и возлюби Бога своего. Простыми словами — будь приличным человеком, и всем будет хорошо. Ничего нового не говорится. Этим напоминанием и занимается фотоискусство. И даже извращения и воспевание пороков в фотографиях не выходят за рамки. Они — лишь внутренне бунтарство, а границы очерчены чётко.

При кажущейся тупиковости ситуации, всё не так грустно. Творческая фотография выделяется в элитарное пространство и потребляется лишь высококультурным, эстетически развитым зрителем. То есть, она, наконец, приобретает приметы настоящего искусства, которое не может «принадлежать народу», как нас уговаривали семьдесят лет. Ведь не все слушают классическую музыку или в театр кабуки ходят. Каждому — своё. Настоящее искусство начинает «принадлежать» определённому кругу общества, и это нормально. Общая тотальная пролетаризация народа потихоньку остаётся в прошлом.

Простите, что кинуло меня в такой дремучий лес. Признаюсь честно, что пишу — как бы вам, а на самом деле разбираюсь в самом себе. Разговор — отличный для этого повод.